Сколько себя помню, я учился, учился и учился. Старшины не знали, что такое праздность, и это нелепое невежество почитали за высшее проявление мудрости, как своей, так и высокочтимых предков. По третьему удару колокола утром, в обед и вечером все население нашего поселка выходило на разминку, чтобы в который раз повторить базовые движения комплекса боевого искусства барсов, чередующиеся с лечебно-оздоровительными упражнениями. Касалось это всех от мала до велика, членов клана и вольных, начиная с младенцев, едва научившихся ходить, заканчивая глубокими стариками, включая стовосьмидесятидвухлетнего патриарха Молтки. Единственное исключение делалось для караульных и больных. С малышней занимались обычно двое наставников, которые постепенно приучали детей к нагрузкам, подавая им упражнения в игровой форме. То есть всего-то вчера, а кажется, целую вечность назад, думать, чем заняться, совершенно не было нужды. Думали и решали старшие. Выход в самостоятельную жизнь должен был состояться в гвардии. Постепенно. Под приглядом опытных барсов.
Теперь звонить на разминку придется самому. Колокольчик на шею повесить, что ли?
На второй день своего забега Барск – Вармок я наткнулся на труп самки кугара – самого умного, хитрого и опасного зверя из кошачьих. Кугуар, их дальний родственник, по сравнению с кугаром – ласковая и глупая домашняя киска. У нас в поселке считалось доблестью выйти против взрослого кугара в одиночку и победить. Однако специально за ними никто не охотился. Все-таки почти «родственники». Они – кугары, мы – барсы. Тем не менее непредвиденные встречи случались и не всегда заканчивались мирно. Эта самка, будучи тяжело раненной, видимо, ушла от охотников подальше и здесь разрешилась от бремени. Из всего выводка в живых остался к моему приходу только один котенок, жалобным писком зовущий мать. По этому самому писку я их и обнаружил.
Бросить живую душу на погибель я не смог, поэтому покормил котишку остатками молока да и взял с собой. Надо заметить, что из котят кугара вырастают преданные друзья и защитники, однако добыть их очень сложно. Трудно справиться с мамашей, но еще труднее найти ее логово. Можно неделями гоняться за самкой. Она будет кружить, путать следы, нападать из засад, но к логову никогда не приведет. Так что мне несказанно повезло на них наткнуться. Впрочем, охотничье чутье, заставившее сделать небольшой крюк, и тонкий слух, позволивший уловить писк малыша, нельзя сбрасывать со счетов. Правда, мастер-целитель говорил, что это никакое не охотничье чутье, а магические способности позволяют мне просматривать местность, подсознательно оценивая окружающие объекты на предмет опасности или, наоборот, полезности для меня. Обещал заняться развитием этой способности, если я на практику останусь в поселке, но, увы, уже не судьба.
На четвертый день охотничье чутье снова увело меня немного в сторону от маршрута. Через некоторое время я отчетливо услышал всхлипы и, бесшумно подобравшись к источнику звуков, осторожно развел ветки куста. На меня вытаращились два больших, круглых и синих, как небо, глаза, в которых застыл испуг. Затем, после глубокого и судорожного вздоха раздался визг, и тоненькая девичья фигурка попыталась, сжавшись в комочек, добраться до корней несчастного растения. Сделать это ей не удалось. Тогда девчушка, на вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, вскочила и, умело держа прямым хватом небольшой кинжал, встала в оборонительную стойку. Одета она была в богатый охотничий костюмчик, светлые волосы, когда-то уложенные в прическу, теперь топорщились, как шерсть у мокрого кота, глаза были наполнены страхом и непреклонным желанием дорого продать свою жизнь. В целом картинка уморительная. Я не выдержал и рассмеялся.
– Уходи! – вскрикнуло это чудо.– Уходи, а то ударю!
Я пожал плечами, развернулся и, моментально забыв про встречу, пошел своим путем. Девушка – не котенок, в таком возрасте она уже должна уметь позаботиться о себе. Во всяком случае, у нас даже вольные с десяти лет на несколько недель в одиночку уходили в лес, например, чтобы доставить продукты отцу семейства на дальнюю заимку. Ну так пусть, стало быть, и заботится о себе сама. Мне-то что? Может ведь и обидеться, что полез помогать без спросу. Будто слабой посчитал.
Отчаянный писк за спиной не дал мне перейти на бег.
– Постой! Куда же ты?!
Я повернулся и честно ответил:
– В Вармок.
– А... а почему ты уходишь?
– Потому что мне надо в Вармок,– терпеливо ответил я на глупый вопрос.
– А... а как же я?
– А что ты? – теперь не понял уже я.
– Ты... так и... бросишь меня одну? Здесь.
– Я тебя не подбирал, чтобы бросать. Иди себе своей дорогой, а я пойду своей.
Я снова развернулся, собираясь уходить, но девчушка опять пристала со своими вопросами. Вот ведь говорливая попалась.
– Благородные люди так не поступают с дамами!
Это меня заинтересовало. Наш философ говорил, что умный человек учится всегда всему и у всех. В знании сила! Поэтому я решил, пользуясь случаем, прояснить, что я еще не знаю про благородных людей. Указом еще прапрапрадедушки нынешнего короля все барсы поголовно за воинскую доблесть приравнивались к ненаследному безземельному дворянству. Так что я мог с полным основанием считать себя благородным. Осталось только выяснить, что мне неизвестно про это сословие.
– С чего ты решила, что я благородный?
– У тебя шпага на поясе и...– Она засмущалась и покраснела.– Ты меня не... ну, это самое...
– Чего я «не это самое»?
– Ну, не разоружил и не...– Она замолчала.