Сэр Троглодит - Страница 27

До перекрестка добрались ближе к вечеру без происшествий. Торговцы честно расплатились, посокрушались насчет того, что наши планы не изменились, и отбыли. На полянке близ перекрестка, постоянном месте стоянок караванов, в ожидании оказии остались мы с Ромисом и крестьяне, направлявшиеся на своих телегах по неведомой нам надобности в Лиманго.

Крестьяне ехали семьями: на одной телеге мужчина лет сорока, двое парней – старшему лет двадцать, младшему около четырнадцати, и женщина лет тридцати пяти; на другой – мужчина и женщина лет тридцати пяти и девушка не старше семнадцати, видимо, дочь. Скорее всего, они были добрыми соседями или даже родственниками, поскольку все дела делали совместно: парни, не разбирая свои-чужие, отогнали лошадей попастись; женщины занялись готовкой; мужчины – проверкой телег и груза. Своих лошадей мы отогнали в табунок крестьянских и, кинув мелкому пацану пару медных «косточек», попросили приглядеть. Он с восторгом согласился и тут же отнес весь заработок отцу.

Когда женщины все приготовили, нас пригласили не побрезговать и разделить их простой, но сытный ужин. Мы, не чинясь, достали пару фляг вина, прихваченных еще в Вармоке, подсели к костру и отдали должное домашней стряпне. Постепенно завязался разговор. Нам с удовольствием поведали, а мы внимательно выслушали деревенские байки и различные веселые истории, случившиеся с односельчанами рассказчиков. За этими делами время пролетело незаметно. Я часа на два покинул общество ради вечерней разминки, а вернувшись, застал Ромиса вовсю обхаживающим дочку одного из возчиков, девушку крепкую и ладную, словно наливное яблочко. Впрочем, мама с папой подпирали свое сокровище с боков и ясно давали понять, что не допустят ничего, кроме легкого флирта, естественного для молодежи. Они прекрасно понимали, что отхватить в зятья дворянина для них несбыточная сказка. Ромис, встретив такую продуманную оборону, горестно повздыхал, пожаловался, как ему будет одиноко и холодно спать одному, одарил девушку жалобным взглядом больного пса: «Прощай, жестокий мир!» – и отправился спать.

Вот это мастерство, восхитился я. Крестьянская дочка чуть не разметала родителей в порыве согреть и утешить страдающую душу. Однако те были начеку и задушили в зародыше светлые стремления молодежи.

Около полудня следующего дня, аккурат перед обедом, на дороге поднялась пыль, это указывало на то, что в нужном нам направлении движется караван или большой отряд. Через некоторое время можно было различить кортеж, состоящий из кареты с графскими гербами и большой крытой повозки, эскортируемый двадцатью гвардейцами во главе с капитаном, приземистым, широкоплечим мужчиной. Главной достопримечательностью его квадратного лица, кроме кирпичного цвета и по-рачьи выпученных глаз, были длинные и пышные пшеничные усы, залихватски подкрученные и чуть ли не заложенные за уши. Подчиняясь его команде, которую он не то прохрипел, не то прорычал, отряд свернул на поляну, видимо собираясь сделать привал.

Надо сказать, что по случаю жаркого дня мы с Ромисом, искупавшись в ручье, протекавшем неподалеку, были в одних штанах и босиком. Пояса с оружием еще не успели прицепить, и они лежали на траве у наших ног. Если смотреть со стороны, то мы практически не отличались от крестьян-попутчиков, которых мало волновал этикет, но очень волновало собственное здоровье. Мужчины не обременяли себя одеждой, разгуливая в одних штанах, да и женщины были обряжены в короткие и тонкие льняные сарафаны.

В окне кареты Ромис заметил миловидное личико, и стоило экипажу остановиться, как он подскочил к дверце и распахнул ее настежь, в изящном поклоне предлагая даме руку. Спешившийся капитан отряда одарил его злым взглядом и, в свою очередь, предложил свою руку, прорычав Ромису:

– Что ты себе позволяешь, смерд?!

Мой друг вспыхнул, метнулся к оружию и, на ходу опоясываясь, вернулся к карете. Девушка застыла на пороге, наблюдая за происходящим.

– Сэр! Я дворянин и, если у тебя есть сомнения, готов их развеять прямо здесь и сейчас! – яростно глядя в глаза капитану, крикнул Ромис.

– Я не дерусь с младенцами,– презрительно фыркнул тот.

– Тогда я тебя просто убью!

Ромис обнажил шпагу и встал в атакующую позицию. Капитан, красный от ярости, тоже выхватил свой клинок. Казалось, бой неминуем. Я уже опоясался, выхватил метательные ножи – саму перевязь, равно как и прочее облачение, надевать было некогда – и приготовился к бою. С двадцатью конными шансов справиться у нас не было, но мы намеревались продать свои жизни подороже. Минимум пятерых я готов был прихватить вместе с собой на тропу великой охоты.

– Господа! Господа! – ласковым колокольчиком прозвучал голосок девушки из кареты.– Прошу вас немедленно прекратить. Капитан! Я тебе приказываю! Немедленно извинитесь перед этим юношей. Вы его обидели незаслуженно... Ну же, капитан!

Задыхаясь от ярости, тот тем не менее подчинился: вложил шпагу в ножны и слегка поклонился.

– Я... прошу... извинить меня.

Ромис куртуазно поклонился даме и, тоже убрав шпагу, небрежно кивнул офицеру, от чего тот задышал вдвое чаще.

– Я принимаю твои извинения.

Затем мой друг подал девушке руку, та приняла и грациозно сошла на землю. Ромис еще раз поклонился и, нежно глядя в ее глаза, спросил:

– Прекрасная сеньорита позволит нам одеться как подобает? Мы только-только успели принять ванну и не имели возможности привести себя в порядок.

– Разумеется, сэр...

– Позволь представить тебе сэра Ромиса,– влез я в этот разговор.